Нет ни Будд ни Патриархов...
Для начала, немного анекдотов про Штирлеца.
***
Штирлиц просматривал электронную почту. Незаметно входит Мюллер. У Штирлица на экране бессмысленный набор символов.
"Шифровка!!!" - подумал Мюллер.
"Koi-8" - подумал Штирлиц.
***
Штирлиц, у вас есть план?
- Обижаете Мюллер! У меня водка... я же русский разведчик, а не туркменский...
***
Штирлиц подошел к аэропорту, и дверь автоматически открылась. "Узнала", - подумал Штирлиц.
***
Тридцать девять утюгов стояло на подоконнике. "Явка провалена, - понял Штирлиц, - трех утюгов не хватает".
***
Штирлиц шел по коридору.
- А ведь это Штирлиц идет, - подумал
Мюллер:
- Да, это я иду, - подумал Штирлиц.
- Куда это он идет? - подумал Мюллер.
- Не твое собачье дело, - подумал Штирлиц.
***
Единственный раз Штирлец вышел из-под самоконтроля и, вопреки всем инструкциям Центра, увидел во сне родную деревню Н-ские Лопухи.
***
Из жизни Доктора Киркегарда.
Погруженный в свои мысли, Киркегард неспешно топал по коридорам в направлении своего кабинета. Странный разговор со Скиннером, совсем не терапевтичный, на грани дешевого мистицизма; странные люди в парке… все это напоминало дурной сон.
Он чувствовал, как на смену опьянению приходит абстиненция, легкая и почти приятная, привычная и успокаивающая, неслышно нашептывающая - все хорошо, все идет свои чередом…
Мысли, мысли, мысли… - толща воды, смыкающаяся над головой.
Заточена ли вода в стакане, или он придает ей форму? Ограничены ли мы рамками своего разума или оно также придает нам форму, без которой существование невозможно.
Название, словно пузырь воздуха, поднявшийся на поверхность: Мир, как воля и представление.
Артур Шопенгауэр, добрый друг, столько раз составлявший доктору незримую компанию, в сумрачные вечера сомнений.
- Представление… - повторил Киркегард, протягивая руку, чтобы коснуться шероховатой поверхности стены коридора.
Абсолютная кинестетическая ясность.
Jubere или Parere? Повелевать или Подчиняться? Если принуждающая истина не убеждает меня, теряет ли она от этого свою силу?
«Единство объектов внешнего мира и их внутреннее соединение обеспечивается рассудком. Априорная функция которого, состоит в том, что он связывает разнородные формы чувственности так, что из их взаимопроникновения возникает для него самого эмпирическая реальность, как общее представление».
Скользнув по стене, рука надавила на ручку двери, и доктор вошел в свой кабинет.
Чужие сознания…
А может и не чужие вовсе? Что если это его собственное «я» образовало нарост, опухоль личности, которая растет, созревает, чтобы, в конечном итоге, отделиться, выйти из-под контроля, упразднив само понятие контроля, превратить врача в пациента…
Если долго смотришь в темноту, что-то там видится…
- Без паники, - Адольф плюхнулся на стул, откинулся на спинку, заложив руки за голову.
Здравый смысл:
- Это ипохондрия, мой дорогой. Твоя странная профессиональная ипохондрия.
Совесть:
- Что? Страшно?
Адольф:
- Страшно? Нет. Скорее любопытно.
Доктора медленно, но верно клонило в сон, он закрыл глаза, позволив сознанию течь.
«Что с музыкой, когда молчит струна?
С лучом, когда не светится маяк?
Признайся, Смерть, - и ты лишь тишина и мрак?»
***
И тут, к доктору приходит Кэп. Да-да, он самый. Капитан очевидность.
***
Каково просыпаться не собой? Каково это - знать, что твои изменения - это результат ученых, а сам ты - всего лишь эксперимент. И пока ты удачен, ты нужен. А потом... А потом отработанный материал.
Такие мерзкие мысли посещали Малькольма все чаще, особенно, когда он оставался наедине. Хотя... Что значит наедине в этом аквариуме? В его комнате всегда была включена камера, прием пищи контролировался, спортивная подготовка проходила под наблюдением. Казалось, что ученые контролируют даже сон. Все это во славу будущего Американских войск? Вроде бы... Парень уже ни в чем не был уверен. Особенно, когда появлялось ощущение, что врачи решили поменять даже его голову. Результат был - либо сойти с ума и приобрести паранойю, замотать голову фольгой и официально податься в сумасшедший дом, либо бороться. Поскольку такой человек, как Беннет, сдаваться не привык, он продолжал бороться. С перманентной головной болью до темноты в глазах, с неконтролируемыми приступами агрессии, с периодической депрессией, с иногда появляющимся безвольным стремлением к подчинению. Но самым страшным было последнее. Никакого сексуального подтекста это не несло, просто периодически Малькольм не мог контролировать самого себя. Он будто под гипнозом, выполнял то, что ему скажут. Кто угодно. Его мысли были под контролем тех, от кого теперь зависело все в его жизни.
Это приводило к депрессии. Серьезной, выматывающей, убивающей. Он находился уже полгода в этом заведении, но кроме ученых и командования, Малькольм не говорил больше ни с кем. Никто не посещал его. Парень внезапно оказался просто ненужным. Глупая лабораторная крыска, коих сотни по первому требованию дядей в белых халатах.
Вся его жизнь стала беготней по колесу для большого хомячка. Вот и сегодня. Его разбудили сиреной воздушной атаки.
- Сволочи... - проскрипел зубами солдат. Заставляли привыкнуть к армейским сигналам. Тело среагировало быстрее сознания. Вскочив, парень через минуту был уже одет. Лишь потом, осознавая, что происходит, Малькольм успокаивался.
Иногда наступало забытье, в котором он нежно, будто в коконе, мог находиться долгими часами. Это был не сон... Это было сродни защитной реакции его мозга на происходящее вокруг него и с ним.
Идя по коридору с завтрака, Малькольм уже знал весь свой распорядок. Он знал, что доктора недовольны тем, как проходит эксперимент. Поэтому вчера они назначили ему беседу с психиатром.
Считают, что я псих? - подумал он, останавливаясь возле кабинета с указанным ему номером. Пару раз постучать, чтобы просто озвучить свое присутствие за дверью. Армейская выправка, осанка, ставшая частью его. Шаг и он внутри кабинета. В кресле сидит мужчина, видимо, глубоко оставшийся в своих мыслях. Как же Малькольм сейчас ему завидовал. Этот человек, наверное, уж точно мог хоть изредка побыть наедине с самим собой без пристального наблюдения бывших коллег...
- Малькольм Беннет прибыл, - отчеканил по новопоявившейся привычке солдат, стоя по стойке смирно, убрав руки за спину и смотря перед собой. Было даже немного интересно, что же будет дальше.
***
На стук в дверь доктор никак не отреагировал, хотя было ощущение, что постучали прямо в сознание. Постоянный прием психотропных веществ, временами обострял восприятие донельзя.
Когда дверь открылась, и на сцене театра жизни появился новый персонаж, Адольф словно вынырнул, стремительно всплыв на поверхность. Нет, не жадно хватая ртом воздух, а медленно выдыхая его излишки.
Двоякодышащяя рыба…
-Малькольм Беннет прибыл.
Оу… коммандос… ну здравствуй, солдатик, и почему меня не предупредили, что я должен сегодня проводить психиатрическую экспертизу? Или нет?
Доктор недолюбливал больших и сильных людей, он чувствовал в них что-то звериное, то, чего у него самого не наблюдалось. Может быть земноводным, насекомым, в крайнем случае, паразитом чувствовал себя доктор, но никак не хищником.
Как там, у русских,… если на стене висит ружье, оно обязательно выстрелит? Дааа…
И в момент этого выстрела доктору всегда хотелось находиться на максимальном удалении.
Киркегард оглядел вошедшего с ног до головы липким внимательным взглядом единственного глаза:
- А ручки-то спрятал…
Парень был отлично сложен и весьма хорош собой, но было в нем что-то… какое-то несоответствие, точнее Киркегард пока не мог сформулировать. В позе или в выражении лица? Затравленность?
В здоровом теле здоровый дух помещается с трудом, - мысленно посетовал доктор.
Боялся ли доктор?
Конечно, боялся бы, не имей он возможности видеть внутри каждого «большого мужика» маленького мальчика, напуганного, брошенного, обиженного ребенка. Ребенка различной степени поврежденности.
Внутри себя самого он никаких детей не обнаруживал. Адольф Киркегард словно бы и не рождался, а был сотворен единомоментно, в готовом виде. Он не ощущал себя ребенком даже когда был им. Своего рода имаго, которое сменяло очередное имаго.
Доктор пребывал в отличном расположении духа, хотя со стороны это не было заметно.
Он поднялся со стула, сделал шаг навстречу, затем жестом указал на место напротив.
- Доктор Киркегард, - он едва заметно кивнул.
… который не прибывал, а был всегда.
- Присаживайся.
- Зачем ты здесь, солдатик?
- Что привело тебя ко мне, Мальком Беннет?
***
Штирлиц просматривал электронную почту. Незаметно входит Мюллер. У Штирлица на экране бессмысленный набор символов.
"Шифровка!!!" - подумал Мюллер.
"Koi-8" - подумал Штирлиц.
***
Штирлиц, у вас есть план?
- Обижаете Мюллер! У меня водка... я же русский разведчик, а не туркменский...
***
Штирлиц подошел к аэропорту, и дверь автоматически открылась. "Узнала", - подумал Штирлиц.
***
Тридцать девять утюгов стояло на подоконнике. "Явка провалена, - понял Штирлиц, - трех утюгов не хватает".
***
Штирлиц шел по коридору.
- А ведь это Штирлиц идет, - подумал
Мюллер:
- Да, это я иду, - подумал Штирлиц.
- Куда это он идет? - подумал Мюллер.
- Не твое собачье дело, - подумал Штирлиц.
***
Единственный раз Штирлец вышел из-под самоконтроля и, вопреки всем инструкциям Центра, увидел во сне родную деревню Н-ские Лопухи.
***
Из жизни Доктора Киркегарда.
Погруженный в свои мысли, Киркегард неспешно топал по коридорам в направлении своего кабинета. Странный разговор со Скиннером, совсем не терапевтичный, на грани дешевого мистицизма; странные люди в парке… все это напоминало дурной сон.
Он чувствовал, как на смену опьянению приходит абстиненция, легкая и почти приятная, привычная и успокаивающая, неслышно нашептывающая - все хорошо, все идет свои чередом…
Мысли, мысли, мысли… - толща воды, смыкающаяся над головой.
Заточена ли вода в стакане, или он придает ей форму? Ограничены ли мы рамками своего разума или оно также придает нам форму, без которой существование невозможно.
Название, словно пузырь воздуха, поднявшийся на поверхность: Мир, как воля и представление.
Артур Шопенгауэр, добрый друг, столько раз составлявший доктору незримую компанию, в сумрачные вечера сомнений.
- Представление… - повторил Киркегард, протягивая руку, чтобы коснуться шероховатой поверхности стены коридора.
Абсолютная кинестетическая ясность.
Jubere или Parere? Повелевать или Подчиняться? Если принуждающая истина не убеждает меня, теряет ли она от этого свою силу?
«Единство объектов внешнего мира и их внутреннее соединение обеспечивается рассудком. Априорная функция которого, состоит в том, что он связывает разнородные формы чувственности так, что из их взаимопроникновения возникает для него самого эмпирическая реальность, как общее представление».
Скользнув по стене, рука надавила на ручку двери, и доктор вошел в свой кабинет.
Чужие сознания…
А может и не чужие вовсе? Что если это его собственное «я» образовало нарост, опухоль личности, которая растет, созревает, чтобы, в конечном итоге, отделиться, выйти из-под контроля, упразднив само понятие контроля, превратить врача в пациента…
Если долго смотришь в темноту, что-то там видится…
- Без паники, - Адольф плюхнулся на стул, откинулся на спинку, заложив руки за голову.
Здравый смысл:
- Это ипохондрия, мой дорогой. Твоя странная профессиональная ипохондрия.
Совесть:
- Что? Страшно?
Адольф:
- Страшно? Нет. Скорее любопытно.
Доктора медленно, но верно клонило в сон, он закрыл глаза, позволив сознанию течь.
«Что с музыкой, когда молчит струна?
С лучом, когда не светится маяк?
Признайся, Смерть, - и ты лишь тишина и мрак?»
***
И тут, к доктору приходит Кэп. Да-да, он самый. Капитан очевидность.
***
Каково просыпаться не собой? Каково это - знать, что твои изменения - это результат ученых, а сам ты - всего лишь эксперимент. И пока ты удачен, ты нужен. А потом... А потом отработанный материал.
Такие мерзкие мысли посещали Малькольма все чаще, особенно, когда он оставался наедине. Хотя... Что значит наедине в этом аквариуме? В его комнате всегда была включена камера, прием пищи контролировался, спортивная подготовка проходила под наблюдением. Казалось, что ученые контролируют даже сон. Все это во славу будущего Американских войск? Вроде бы... Парень уже ни в чем не был уверен. Особенно, когда появлялось ощущение, что врачи решили поменять даже его голову. Результат был - либо сойти с ума и приобрести паранойю, замотать голову фольгой и официально податься в сумасшедший дом, либо бороться. Поскольку такой человек, как Беннет, сдаваться не привык, он продолжал бороться. С перманентной головной болью до темноты в глазах, с неконтролируемыми приступами агрессии, с периодической депрессией, с иногда появляющимся безвольным стремлением к подчинению. Но самым страшным было последнее. Никакого сексуального подтекста это не несло, просто периодически Малькольм не мог контролировать самого себя. Он будто под гипнозом, выполнял то, что ему скажут. Кто угодно. Его мысли были под контролем тех, от кого теперь зависело все в его жизни.
Это приводило к депрессии. Серьезной, выматывающей, убивающей. Он находился уже полгода в этом заведении, но кроме ученых и командования, Малькольм не говорил больше ни с кем. Никто не посещал его. Парень внезапно оказался просто ненужным. Глупая лабораторная крыска, коих сотни по первому требованию дядей в белых халатах.
Вся его жизнь стала беготней по колесу для большого хомячка. Вот и сегодня. Его разбудили сиреной воздушной атаки.
- Сволочи... - проскрипел зубами солдат. Заставляли привыкнуть к армейским сигналам. Тело среагировало быстрее сознания. Вскочив, парень через минуту был уже одет. Лишь потом, осознавая, что происходит, Малькольм успокаивался.
Иногда наступало забытье, в котором он нежно, будто в коконе, мог находиться долгими часами. Это был не сон... Это было сродни защитной реакции его мозга на происходящее вокруг него и с ним.
Идя по коридору с завтрака, Малькольм уже знал весь свой распорядок. Он знал, что доктора недовольны тем, как проходит эксперимент. Поэтому вчера они назначили ему беседу с психиатром.
Считают, что я псих? - подумал он, останавливаясь возле кабинета с указанным ему номером. Пару раз постучать, чтобы просто озвучить свое присутствие за дверью. Армейская выправка, осанка, ставшая частью его. Шаг и он внутри кабинета. В кресле сидит мужчина, видимо, глубоко оставшийся в своих мыслях. Как же Малькольм сейчас ему завидовал. Этот человек, наверное, уж точно мог хоть изредка побыть наедине с самим собой без пристального наблюдения бывших коллег...
- Малькольм Беннет прибыл, - отчеканил по новопоявившейся привычке солдат, стоя по стойке смирно, убрав руки за спину и смотря перед собой. Было даже немного интересно, что же будет дальше.
***
На стук в дверь доктор никак не отреагировал, хотя было ощущение, что постучали прямо в сознание. Постоянный прием психотропных веществ, временами обострял восприятие донельзя.
Когда дверь открылась, и на сцене театра жизни появился новый персонаж, Адольф словно вынырнул, стремительно всплыв на поверхность. Нет, не жадно хватая ртом воздух, а медленно выдыхая его излишки.
Двоякодышащяя рыба…
-Малькольм Беннет прибыл.
Оу… коммандос… ну здравствуй, солдатик, и почему меня не предупредили, что я должен сегодня проводить психиатрическую экспертизу? Или нет?
Доктор недолюбливал больших и сильных людей, он чувствовал в них что-то звериное, то, чего у него самого не наблюдалось. Может быть земноводным, насекомым, в крайнем случае, паразитом чувствовал себя доктор, но никак не хищником.
Как там, у русских,… если на стене висит ружье, оно обязательно выстрелит? Дааа…
И в момент этого выстрела доктору всегда хотелось находиться на максимальном удалении.
Киркегард оглядел вошедшего с ног до головы липким внимательным взглядом единственного глаза:
- А ручки-то спрятал…
Парень был отлично сложен и весьма хорош собой, но было в нем что-то… какое-то несоответствие, точнее Киркегард пока не мог сформулировать. В позе или в выражении лица? Затравленность?
В здоровом теле здоровый дух помещается с трудом, - мысленно посетовал доктор.
Боялся ли доктор?
Конечно, боялся бы, не имей он возможности видеть внутри каждого «большого мужика» маленького мальчика, напуганного, брошенного, обиженного ребенка. Ребенка различной степени поврежденности.
Внутри себя самого он никаких детей не обнаруживал. Адольф Киркегард словно бы и не рождался, а был сотворен единомоментно, в готовом виде. Он не ощущал себя ребенком даже когда был им. Своего рода имаго, которое сменяло очередное имаго.
Доктор пребывал в отличном расположении духа, хотя со стороны это не было заметно.
Он поднялся со стула, сделал шаг навстречу, затем жестом указал на место напротив.
- Доктор Киркегард, - он едва заметно кивнул.
… который не прибывал, а был всегда.
- Присаживайся.
- Зачем ты здесь, солдатик?
- Что привело тебя ко мне, Мальком Беннет?